Ангел для сестры - Страница 32

Однако Анна была старше тех детей, с которыми я работала раньше. Поэтому зоопарк не вызывал у нее такого восторга. Я поняла, что сделала все-таки не очень удачный выбор. Нужно было повести ее по магазинам или в кино.

Мы шли по извилистым дорожкам зоопарка. Анна говорила только тогда, когда я спрашивала ее о чем-то. Она вежливо ответила на мой вопрос о здоровье сестры. Подтвердила, что мама действительно является адвокатом противной стороны. Поблагодарила меня за купленное мороженое.

– Расскажи мне, что ты любишь, – попросила я. – Как развлекаешься?

– Играю в хоккей, – ответила Анна. – Раньше я была вратарем.

– Была?

– Чем старше ты становишься, тем реже тренер прощает тебе проигранную игру. – Она пожала плечами. – Мне не хочется подводить всю команду.

«Интересная логика», – подумала я.

– А твои друзья все еще играют?

– Друзья? – Она покачала головой. – Никого нельзя позвать к себе домой, когда твоей сестре нужен покой. Тебя никогда не приглашают на ночь, потому что в два часа ночи может примчаться мама, чтобы забрать тебя в больницу. Ну, возможно, пару раз, когда я училась в младших классах. Но большинство людей думают, что неуверенность в завтрашнем дне заразна.

– А с кем ты разговариваешь?

Она посмотрела на меня.

– С Кейт, – ответила Анна и спросила, есть ли у меня мобильный.

Я дала ей телефон и наблюдала, как она по памяти набрала номер больницы.

– Я ищу пациента, – сказала она оператору. – Кейт Фитцджеральд.

Она посмотрела на меня.

– Спасибо. – Нажав на кнопку, она отдала мне телефон. – Кейт не зарегистрирована.

– Это же хорошо, правда?

– Это может означать, что информация еще не дошла до оператора. Иногда процедура занимает несколько часов.

Я оперлась на ограду вольера слона.

– Похоже, ты сейчас очень волнуешься о сестре, – заметила я. – Ты выдержишь то, что случится, если откажешься быть донором?

– Я знаю, что случится, – тихо проговорила Анна. – Я не говорила, что мне это нравится.

Она взглянула на меня, будто ждала обвинений.

Я минуту смотрела на нее. Что бы сделала я, если бы Иззи понадобилась почка, или кусок моей печени, или костный мозг? Вопрос даже не обсуждался бы. Я спросила бы, когда мы сможем попасть в больницу, и сделала бы все возможное.

В то же время это был бы мой выбор, мое решение.

– Родители когда-нибудь спрашивали тебя, хочешь ли ты быть донором своей сестры?

Анна пожала плечами.

– Можно и так сказать. Когда они задают вопрос, то уже слышат готовый ответ. «Ты ведь не расстроилась, что все каникулы провела дома, правда?» или «Ты же хочешь немного брокколи, правда?»

– Ты говорила когда-нибудь родителям, что тебе не нравится их манера решать все за тебя?

Анна отвернулась от слона и пошла вверх по дорожке.

– Может, и жаловалась пару раз. Но они ведь и родители Кейт.

Нестыковки в этой головоломке начали раздражать меня. Обычно родители принимают решение от имени ребенка, потому что предположительно действуют в его интересах. Но если вместо этого они видят только интересы своего другого ребенка, система рушится, оставляя под обломками таких, как Анна.

Вопрос в том, хочет ли она этого суда, потому что верит в свою способность принимать лучшие решения о собственном здоровье, или хочет, чтобы родители хоть один раз услышали ее крик?

Мы остановились перед вольером с белыми медведями: Трикси и Нортоном. Впервые за все время, что мы были здесь, лицо Анны засветилось. Она наблюдала за Кобом, медвежонком Трикси, последним пополнением зоопарка. Он карабкался на лежащую на камнях маму, пытаясь вовлечь ее в игру.

– В прошлый раз, когда родился белый медвежонок, его отдали в другой зоопарк, – сказала Анна.

Я вспомнила о статьях в газетах. Этот случай вызвал возмущение общественности Род-Айленда.

– Как вы думаете, он спрашивает себя, за что его забрали отсюда?

На тренинге опекунов насучили различать признаки депрессии. Мы умеем угадывать по жестам, положению тела настроение человека. Руки Анны крепко вцепились в металлический поручень ограды. Глаза стали мутными, словно старое золото.

Я подумала, что девочка либо теряет свою сестру, либо себя.

– Джулия, – попросила она. – Давайте пойдем домой.

Чем ближе мы подъезжали к дому, тем больше Анна отдалялась от меня. Странное ощущение, если учесть, что физическое расстояние между нами не изменилось. Она прижалась к окну и смотрела на проносящиеся мимо улицы.

– Что будет потом?

– Я поговорю со всеми. С твоими мамой, папой, братом и сестрой. С твоим адвокатом.

Теперь возле дома стоял старый джип и входная дверь была открыта. Я выключила зажигание, но Анна не шевельнулась.

– Зайдете со мной?

– Зачем?

– Мама меня убьет.

Эта Анна, по-настоящему напуганная, мало напоминала ту девочку, с которой я провела последний час. Интересно, как она может быть одновременно такой смелой, чтобы подать в суд, и бояться встретиться с собственной матерью?

– Почему?

– Ну, я ушла сегодня и не сказала куда.

– И часто ты так делаешь?

Анна покачала головой.

– Обычно я делаю то, что мне скажут.

Что ж, рано или поздно все равно нужно поговорить с Сарой Фитцджеральд. Я вышла из машины и подождала Анну. Мы пошли по дорожке мимо ухоженных цветочных клумб и вошли в дом. Мама Анны оказалась ниже меня и стройнее. У нее были темные волосы и беспокойные глаза. Она металась по комнате и, услышав звук открываемой двери, подлетела к нам.

– Слава Богу! – воскликнула она и начала трясти Анну за плечи. – Где ты была? Мы не знали…