Ангел для сестры - Страница 48

Джесси посмотрел в окно, где Кейт висела на ветке дуба, показывая Анне, как надо лазать по деревьям.

– Да, конечно. Она больна, – сказал он. – Но почему ты не вырастешь? Почему ты не можешь понять, что весь мир не может вертеться вокруг нее?

Впервые в жизни я поняла, почему родители бьют детей. Потому что они смотрят в их глаза и видят свое отражение, которого лучше не видеть. Джесси побежал наверх в свою комнату и хлопнул дверью.

Я закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Вдруг я подумала, что не все умирают в старости. Людей сбивают машины. Люди гибнут в авиакатастрофах. Ни в чем нельзя быть уверенным, особенно если дело касается чьего-то будущего.

Вздохнув, я поднялась наверх и постучалась в комнату сына. Он недавно начал увлекаться музыкой, и тонкая линия света под дверью дрожала от грохота. Музыка резко оборвалась – Джесси выключил магнитофон.

– Что?

– Я хочу поговорить с тобой. Хочу извиниться.

Послышались шаркающие шаги, и дверь открылась. Рот Джесси был в крови, как у вампира. Изо рта торчали куски проволоки, как булавки у швеи. Я заметила вилку у него в руках и поняла, что с ее помощью он пытался вытащить брекеты.

– Теперь меня никуда не надо везти, – произнес он.

Кейт уже две недели принимала «ATRA».

– Вы знали, – как-то спросил Джесси, когда я готовила таблетки для нее, – что гигантская черепаха может прожить сто семьдесят семь лет? – Он как раз просматривал книгу Рипли «Верите или нет». – И что арктический моллюск живет двести двадцать лет?

Анна сидела за столом и ела ложкой арахисовое масло.

– А что такое арктический моллюск?

– Какая разница, – отмахнулся Джесси. – А попугай может прожить восемьдесят лет. А кот может прожить тридцать.

– А Геркулес? – спросила Кейт.

– В моей книге написано, что при хорошем уходе золотая рыбка способна прожить семь лет.

Джесси наблюдал, как Кейт положила таблетку на язык и запила водой.

– Если бы ты была Геркулесом, – сказал он, – то уже умерла бы.

Мы с Брайаном сидели в креслах в кабинете доктора Шанса. Прошло пять лет, но казалось, будто сидишь в старой бейсбольной перчатке. И старые фотографии на столе онколога – его жена в шляпе с широкими полями на каменистой отмели в Ньюпорте, шестилетний сын с пятнистой форелью в руках – укрепляли ощущение, что на самом деле мы отсюда никуда не уходили. Третиноин дал результаты: в течение месяца у Кейт была молекулярная ремиссия. А потом клинический анализ крови показал, что в ее крови стало больше промиелоцитов.

– Мы можем дальше поддерживать ее с помощью третиноина, – объяснил доктор Шанс. – Но тот факт, что он не подействовал в данном случае, показывает, что Кейт взяла от него все, что могла.

– Может, попробовать пересадку костного мозга?

– Это рискованно, особенно если у ребенка нельзя полностью исключить возможность клинического рецидива. – Доктор Шанс посмотрел на нас. – Мы можем сначала попробовать кое-что еще. Это называется вливание донорских лимфоцитов. Иногда переливание белых кровяных клеток совместимого донора помогает клонам кровяных клеток-предшественников бороться с раковыми клетками. Это как резервная армия, прикрывающая фронт.

– И у нее будет ремиссия?

Доктор Шанс покачал головой.

– Это превентивная мера. У Кейт, скорее всего, наступит рецидив, но у нас будет время подготовить ее к более агрессивному лечению.

– А сколько времени займет пересадка лейкоцитов? – поинтересовалась я.

Доктор Шанс повернулся ко мне.

– Посмотрим. Когда вы сможете привезти Анну?

Когда дверь лифта открылась, внутри оказался еще один человек: бродяга в ярко-синих очках и с шестью пластиковыми пакетами, где лежали какие-то тряпки.

– Закройте дверь, черт возьми, – начал кричать он, как только мы вошли. – Вы не видите, что я слепой?

Я нажала кнопку первого этажа.

– Я заберу Анну. Садик работает завтра до обеда.

– Не трогайте мои вещи, – заворчал бродяга.

– Я не трогаю, – ответила я спокойно и вежливо.

– Лучше этого не делать, – заметил Брайан.

– Я его не трогаю!

– Сара, я имею в виду пересадку лимфоцитов. Думаю, не стоит заставлять Анну сдавать кровь.

Лифт по непонятной причине остановился на одиннадцатом этаже, потом дверь закрылась. Бродяга начал рыться в своих пакетах.

– Когда у нас появилась Анна, – напомнила я, – мы знали, что она будет донором Кейт.

– Один раз. Она ничего не помнит о том, что мы с ней сделали.

Я подождала, пока он посмотрит на меня.

– Ты бы отдал свою кровь Кейт?

– Господи, Сара. Что за вопрос…

– Я бы тоже отдала. Я отдала бы ей полсердца, если бы это помогло. Когда дело касается тех, кого любишь, то делаешь все возможное, правда? – Брайан кивнул, опустив голову. – Тогда почему ты думаешь, что у Анны другое мнение?

Дверь лифта открылась, но мы с Брайаном не двигались, глядя друг на друга. Бродяга протиснулся между нами, шелестя своими пакетами.

– Перестаньте орать, – прокричал он, хотя мы стояли в полной тишине. – Вы не видите, что я глухой?

Для Анны это был праздник. Ее папа и мама будут с ней, только с ней одной. Он держала нас за руки все время, пока мы шли через парковочную площадку. То, что мы направлялись в больницу, было не важно.

Я объяснила ей, что Кейт себя плохо чувствует, поэтому врачи возьмут у Анны кое-что и отдадут Кейт, чтобы ее вылечить. Мне казалось, этой информации достаточно.

Мы ждали в смотровой, раскрашивая книжку с птеродактилями и динозаврами.

– Сегодня за обедом Этан сказал, что динозавры вымерли из-за простуды, – сообщила Анна. – Но ему никто не поверил.