В здании суда Берн Стакхаус поймал мой взгляд и жестом показал, что все в порядке. Сегодня я случайно встретил шерифа, и он невинно спросил меня, можно ли его сестре, репортеру из «Projo», прийти к зданию суда.
– Я действительно не могу вам ничего рассказать, но слушание… будет достаточно громким, – туманно сказал я.
В том специальном месте в аду есть, наверное, особый уголок для нас – тех, кто пытается использовать общественную работу для собственной выгоды.
Несколько минут спустя мы уже были в кабинете судьи.
– Мистер Александер, – начал судья Десальво, показывая мое прошение о временном запрещении каких-либо контактов. – Объясните, пожалуйста, зачем вы подаете прошение, если мы вчера уже обсудили этот вопрос?
– Я виделся с опекуном-представителем, господин судья, – ответил я. – В присутствии мисс Романо Сара Фитцджеральд сказала моей клиентке, что вся эта история с судом – недоразумение, которое решится само собой. – Я посмотрел на Сару, которая не проявляла никаких эмоций, только подняла подбородок выше. – Это прямое нарушение предписания суда, Ваша честь. Хотя суд пытался создать условия, чтобы семья осталась вместе, я не думаю, что это сработает, пока миссис Фитцджеральд не отделит свою роль матери от роли адвоката. А до тех пор необходима физическая изоляция.
Судья побарабанил пальцами по столу.
– Миссис Фитцджеральд, вы говорили это Анне?
– Конечно, говорила! – взорвалась Сара. – Я пытаюсь положить этому конец!
После такого признания наступила полная тишина. И как раз в этот момент в кабинет влетела Джулия.
– Извините за опоздание, – сказала она, тяжело дыша.
– Мисс Романо, – спросил судья, – вы сегодня разговаривали с Анной?
– Да, только что. – Она посмотрела на меня, потом на Сару. – Полагаю, ей очень тяжело.
– Что вы думаете о прошении, которое подал мистер Александер?
Она убрала за ухо непослушную прядь волос.
– У меня недостаточно информации для принятия официального решения, но интуиция подсказывает мне, что было бы неправильно разлучать Анну с матерью.
Я мгновенно напрягся. Почувствовав это, мой пес встал.
– Господин судья, миссис Фитцджеральд призналась, что нарушила предписание суда. По крайней мере, нужно сообщить в комиссию о нарушении этических норм и…
– Мистер Александер, это больше, чем обычное судебное разбирательство. – Судья повернулся к Саре. – Миссис Фитцджеральд, я настоятельно рекомендую вам нанять независимого адвоката, который будет представлять интересы ваши и вашего мужа. Я не стану подписывать приказ о временном запрещении контактов, но предупреждаю вас еще раз: до слушания на следующей неделе вам нельзя говорить с дочерью об этом деле. Если я узнаю, что вы опять нарушили предписание, то сам доложу в комиссию и лично выпровожу вас из дома. – Он с шумом захлопнул папку и встал. – До понедельника попрошу меня не беспокоить, мистер Александер.
– Мне нужно увидеться со своей клиенткой, – объявил я и поспешил в коридор, где, как я знал, сидела Анна со своим отцом.
Сара, как я и думал, спешила следом за мной. За ней, очевидно намереваясь предотвратить скандал, шла Джулия. Мы все втроем резко остановились, увидев на скамейке вместо Анны дремлющего Верна Стакхауса.
– Берн? – сказал я.
Он мгновенно вскочил на ноги и прокашлялся.
– Проблемы с поясницей. Нужно время от времени садиться, чтобы снять напряжение.
– Вы не знаете, где Анна Фитцджеральд?
Он кивнул на входную дверь.
– Они с отцом недавно ушли.
На лице Сары было написано, что для нее это такая же неожиданность, как и для меня.
– Отвезти вас обратно в больницу? – спросила Джулия.
Она покачала головой и посмотрела на стеклянную дверь, за которой толпились репортеры.
– Здесь есть запасной выход?
Судья начал тыкаться мордой мне в руку. Черт!
Джулия повела Сару Фитцджеральд в глубь здания.
– Мне необходимо с тобой поговорить, – крикнула Джулия мне через плечо.
Я подождал, пока она отвернется. Потом быстро схватил Судью за ошейник и потащил его по коридору в другую сторону.
– Эй! – Я услышал за спиной стук каблуков по кафельному полу. – Я же сказала, что хочу поговорить с тобой!
В какой-то момент я всерьез решил вылезти через окно. Потом остановился, повернулся и изобразил самую обворожительную улыбку.
– Вообще-то ты сказала, что тебе необходимо со мной поговорить. Если бы ты сказала, что хочешь поговорить со мной, я бы подождал. – Судья вцепился зубами в мой пиджак, в мой дорогой пиджак от Армани, и потянул. – Но сейчас у меня встреча, на которую нельзя опаздывать.
– Что с тобой, черт возьми, такое? – воскликнула она. – Ты сказал, что разговаривал с Анной о матери и что ничего не изменилось.
– Так и было. Сара заставляла ее забрать иск, и Анна хотела, чтобы это прекратилось. Я объяснил альтернативу.
– Альтернативу? Тринадцатилетней девочке? Ты знаешь, скольких я видела детей, которые относились к слушанию совсем не так, как их родители? Мать приходит и говорит, что ребенок будет давать показания против насильника, потому что ей хочется засадить извращенца на всю жизнь. Но ребенку все равно, что случится с насильником, лишь бы не оказаться еще раз с ним в одной комнате. Или он думает, что насильнику нужно дать возможность исправиться, как это делают родители, если их ребенок плохо себя ведет. Бесполезно ожидать, что Анна будет вести себя, как взрослый клиент. Она эмоционально не способна принимать решения, не поддаваясь влиянию сложившейся в доме ситуации.