– Либо в банке что-то напутали, – сказала я, протягивая ему письмо, – либо у тебя есть еще одна жена, и я об этом не знаю.
У него ушло немного больше времени, чем нужно, чтобы прочитать письмо. Брайан вытер лоб тыльной стороной ладони.
– Это я снял деньги, – сказал он.
– Не посоветовавшись со мной?
Я и подумать не могла, что Брайан способен на такое. Бывало, что мы брали деньги со счетов наших детей, но только потому, что в некоторые месяцы не могли оплатить питание и кредит за дом или надо было заплатить за новую машину, поскольку старая окончательно сломалась. Мы лежали в постели, и чувство вины давило на нас, как лишнее одеяло. Тогда мы обещали друг другу, что вернем деньги, как только сможем.
– Ребята на работе, как я говорил, пытались собрать деньги. Они собрали десять тысяч. В больнице согласились обсудить со мной план выплат, только когда я добавил еще и эти деньги.
– Но ты говорил…
– Я знаю, что я говорил, Сара.
Я ошеломленно покачала головой.
– Ты солгал мне?
– Яне…
– Занна предлагала…
– Я не позволю твоей сестре заботиться о Кейт, – оборвал меня Брайан. – Это моя обязанность.
Шланг упал на пол, и брызги летели нам на ноги.
– Сара, она не доживет до того времени, когда сможет потратить эти деньги на обучение.
Светило яркое солнце, брызги разлетались во все стороны, создавая радугу. Это был слишком прекрасный день для таких слов. Я повернулась и побежала к дому. Там я закрылась в ванной.
Минуту спустя Брайан начал громко стучать в дверь.
– Сара? Сара, прости меня.
Я сделала вид, что не слышу его. Я сделала вид, что не слышала ни единого его слова.
Дома мы все ходили в масках, чтобы этого не приходилось делать Кейт. Я поймала себя на том, что смотрю на ее ногти, когда она чистит зубы или насыпает хлопья в миску, проверяя, исчезли ли черные пятна, появившиеся после химиотерапии. Это верный знак того, что пересадка прошла успешно. Дважды в день я делала Кейт уколы. Это было необходимо, пока количество нейтрофилов не достигнет тысячи. Тогда уже костный мозг репродуцирует себя сам.
Она не могла ходить в школу, поэтому задания присылали домой. Раз или два она ездила со мной забирать Анну из детского сада, но отказывалась выходить из машины. Кейт покорно отправлялась в больницу сдавать кровь для клинического анализа, но если я после этого предлагала съездить в магазин или сходить в кафе, она умоляла не делать этого.
Однажды воскресным утром я увидела, что дверь в комнату девочек распахнута. Я тихо постучалась.
– Давайте пройдемся по магазинам.
Кейт пожала плечами.
– Не сейчас.
Я прислонилась к дверному косяку.
– Нужно иногда выходить из дома.
– Я не хочу.
Прежде чем сунуть руку в карман, она провела ладонью по голове, и я знала, что она сделала это совершенно неосознанно.
– Кейт, – начала было я.
– Молчи. Не говори, что никто не будет пялиться на меня, будут. Не говори, что это неважно, это важно. И не говори, что я прекрасно выгляжу, потому что это неправда. – Ее глаза без ресниц наполнились слезами. – Я уродина, мама. Посмотри на меня.
Я смотрела и видела светлые пятна на том месте, где были брови, изогнутые и бесконечные, маленькие точки и неровности на голове, которых обычно не видно под волосами.
– Что ж, – спокойно сказала я, – попробуем кое-что сделать.
Не говоря больше ни слова, я вышла из комнаты, зная, что Кейт пойдет за мной. Я прошла мимо Анны, которая бросила свою книжку с раскрасками и побежала за сестрой. Спустившись в подвал, я достала старую машинку для стрижки волос, которую мы нашли, когда строили дом, включила ее в розетку и выстригла полосу прямо посреди головы.
– Мама! – воскликнула Кейт.
– Что? – Каштановый локон упал Анне на плечо, и она осторожно подняла его. – Это всего лишь волосы.
Еще одно движение, и Кейт начала улыбаться. Она показала на место, которое я пропустила, где короткие волосы торчали, как трава. Я села на перевернутое ведро и позволила ей сбрить остальные волосы.
Анна положила голову мне на колени.
– Потом меня, – попросила она.
Час спустя мы шли по улице, держась за руки, – тройка лысых девочек. Мы гуляли несколько часов. Куда бы мы ни пошли, все головы поворачивались в нашу сторону и слышался шепот. Мы были прекрасны, втройне.
Нет дыма без огня.
Джон Хейвуд. «Пословицы»
Можете мне возражать, но я знаю, что каждый человек, если он проезжал поздно вечером мимо оставленного у обочины экскаватора или бульдозера, думал: «Почему дорожные бригады оставляют технику там, где любой, например я, может ее украсть?» Впервые я угнал грузовик много лет назад. Я оставил машину с бетономешалкой на склоне и наблюдал, как она врезалась в грузовик строительной компании. А сейчас в миле от моего дома стоит самосвал. Он спит, словно слоненок, на обочине автострады на Джерси 1-195. Не самый лучший вариант, но в моем положении выбирать не приходилось. После моего небольшого конфликта с законом отец забрал машину и поставил ее на пожарной станции.
Оказалось, что водить самосвал намного труднее, чем джип. Во-первых, он занимает собой всю ширину дороги. Во-вторых, он едет, как танк. Во всяком случае, мне кажется, что именно так ездят танки, хотя я не служил в армии и не водил эти неповоротливые консервные банки. Третье и самое неприятное – все узнают о твоем приближении. Когда я приехал к подземному переходу, где Дюрасел Дан устроил себе жилище из картонных ящиков, он спрятался за металлическими бочками.